— Не правда ли-с? — продолжал Петр Петрович, приятно взглянув на Зосимова. — Согласитесь сами, — продолжал он, обращаясь к Разумихину, но уже с оттенком некоторого торжества и превосходства и чуть было не прибавил: «молодой человек», — что есть преуспеяние, или, как говорят теперь, прогресс, хотя бы
во имя науки и экономической правды…
Сколько могли они понять из объяснений прислуги, японские делегаты сами с утра до вечера находятся в тщетных поисках за конгрессом; стало быть, остается только констатировать эту бесплодную игру в жмурки, производимую
во имя науки, и присовокупить, что она представляет один из прискорбнейших фактов нашей современности.
Неточные совпадения
Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что
во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!» Знаешь ли ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и
науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные.
Гнет позитивизма и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности
во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом смерти и тления каждого человека, всего человечества и всего мира, вера в возможность окончательного социального устроения человечества и в верховное могущество
науки — все это было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.
Человек требует ее, а
наука, взявшая все, признает это право; она не удерживает, она благословляет в жизнь личную, в жизнь свободного деяния
во имя абсолютной безличности.
Отвлеченная мысль есть беспрерывное произношение смертного приговора всему временному, казнь неправого, ветхого
во имя вечного и непреходящего; оттого
наука ежеминутно отрицает воображаемую незыблемость существующего.
Эта чистая уверенность, так твердо выраженная, этот братский призыв к союзу — не
во имя разгульных пиров и удалых подвигов, а именно под знаменем
науки, — это благородное решение не творить себе кумиров — обещали многое.
Среди двухтысячного стада, которым коноводили несколько завзятых вожаков, бывших, в свою очередь, передовыми баранами в другом, еще большем, громаднейшем стаде, выдвигалась одна только самостоятельная личность, не захотевшая,
во имя правды и
науки, подчиниться никакому насилию, — и против этого одного, против этого честного права, против законной свободы личности поднялся слепой и дикий деспотизм массы, самообольщенно мнившей о своем великом либерализме.
В-третьих, сударь мой, я с самого детства был подвержен слабости к химии; занимаясь на досуге этой
наукой, я нашел способы добывания некоторых органических кислот, так что
имя мое вы найдете
во всех заграничных учебниках химии.
Когда же я стал доказывать то, что сами торговцы этим умственным товаром обличают беспрестанно друг друга в обмане; когда я напомнил то, что
во все времена под
именем науки и искусства предлагалось людям много вредного и плохого и что потому и в наше время предстоит та же опасность, что дело это не шуточное, что отрава духовная
во много раз опаснее отравы телесной и что поэтому надо с величайшим вниманием исследовать те духовные продукты, которые предлагаются нам в виде пищи, и старательно откидывать все поддельное и вредное, — когда я стал говорить это, никто, никто, ни один человек ни в одной статье или книге не возразил мне на эти доводы, а изо всех лавок закричали, как на ту женщину: «Он безумец! он хочет уничтожить
науку и искусство, то, чем мы живем.
Возможно лишь имманентно-творческое, а не внешне-нигилистическое преодоление искусства и
науки, как и всей культуры,
во имя высшего бытия.
— Кажется в этом-то меня упрекнуть нельзя. Я доказал эту мою любовь. Слишком, даже чересчур много жертв принес я и приношу
во имя этой
науки… — ответил он.